тоски и безысходности. И жили как попало, как получится, как придется. И вообще, что за дурацкое название? Вот и подтерли его из-за этого.
– Ты так говоришь, потому что сама никаких дневников не находила и ничего такого и близко не видела! – разгоряченно вступилась за неопознанную бухту Синица.
– Еще чего! – фыркнула Света. – Мне ваш дневник и ваше счастье не нужны. Сами с ними разбирайтесь.
И она вышла из класса, хлопнув дверью.
В классе повисла противная тишина. Никто не знал, как надо реагировать на то, что случилось. Сначала счастье вроде бы нашли, а потом сразу его потеряли. И вроде как всем крылья подрезали очень быстро. Причем подрезала своя же – Светка.
Хотя характер у нее был еще тот. Она всегда вела себя так, словно была лучше всех. И каждый год говорила, что скоро уедет отсюда в большой город, потому что всё здесь – деревня с никчемной и неинтересной жизнью. Но каждый год это у нее не получалось и она оставалась в поселке, который так не любила. В начальной школе к ее словам относились спокойно, как к данности. Но время шло, разговоры продолжались, и взаимной симпатии это не добавляло. Хотя и попасться к ней на язык никто не хотел. Уж больно жестко и резко она могла говорить. Как, например, про автора дневника и бухту счастья-несчастья.
– А давайте-ка так, – разрядил ситуацию учитель, – начнем читать по порядку. Тогда что-то, может быть, станет понятней – и с нашим счастьем, и с тем, кто и где попытался его отыскать.
Санкт-Петербург,
4 сентября 1897 года
Итак, начинается новый этап моей жизни. Позади гимназия, и с учетом прилежания мне все-таки удалось поступить в институт. До столицы я добрался вполне благополучно. Попутно увидел предмет своих будущих штудий – старенький пароход, который шел от нас вверх по реке, и железные дороги, по которым я ехал в вагоне третьего класса. Все это еще более укрепило меня в моем выборе, ведь в этой сфере еще многое можно сделать, и это так нужно людям!
С этими мыслями я переступил порог Института инженеров путей сообщения императора Александра, который был Первым. И уже с первых дней я начал проникаться мыслью, что студенчество в столичном городе открывает совершенно новые горизонты.
При всей любви к нашему тихому краю не могу не отдать должное стремительному ритму жизни в изысканном Санкт-Петербурге, который увлекает и вдохновляет. Особая уважительная манера общения студентов и профессоров нашего института и чувство прогресса, частью которого ты являешься и которому в перспективе будешь способствовать, вселяют веру в возможность разумного устроения жизни и миропорядка. Есть в этом свое благородное искусство жить. Оно наполняет воздух, которым дышим я и мои сокурсники. Да и не об этом ли мечтает каждый человек? Сейчас мне кажется, что это вполне возможно. В конце концов, ведь именно в этом и состоит высший смысл профессии, которую я избрал, – строительство железных дорог и портов, которые будут связывать людей и самые отдаленные уголки нашей страны, Европы, всего мира? Не этому ли призванию с готовностью будут служить мои товарищи по курсу?
Большую часть своего времени я провожу в стенах института в кругу нашей студенческой братии, каждый из которой выдержал серьезные испытания, прежде чем быть зачисленным в Императорский институт. Лекции нам читают лучшие преподаватели страны, а может, и мира, имеющие серьезный багаж знаний и обширный опыт, полученный при строительстве выдающихся сооружений нашего времени. Скажу для примера, что профессор Энгельгард, который читает нам «умозрительную» механику, в молодости учился у самого Бетанкура, а тот, в свою очередь, у Монжа в его знаменитой Парижской политехнической школе. А профессор Векшин и вовсе совсем недавно вернулся на преподавательскую кафедру после работы в Европе, чуть ли не на строительстве Эйфелевой башни. Не уверен, что эти имена многое скажут непосвященным, но они принадлежат ученым первой величины, слушать лекции которых удивительно само по себе.
После лекций мы обычно идем в библиотеку, где изучаем предметы, которые могут быть востребованы в нашей сфере. Преподаватели говорят, что при нашей профессии мы должны уметь не только строить железные дороги, но и принять, если потребуется, роды. Так что спектр знаний, который нам предстоит освоить, более чем обширен.
Впрочем, не только науками и мыслями о будущем наполнена моя жизнь в Санкт-Петербурге. Жизнь здесь бурлит, словно водоворот, и каждый может найти себе занятия по душе. Это тем более производит впечатление после привычной мне неторопливой жизни. Например, сегодня мне довелось стать свидетелем первого официального матча в Российской империи в весьма популярной в Европе игре, которую принято называть футболом. Две команды по десятку человек бегают по стадиону за специально надутым мячом. И все для того, чтобы без помощи рук загнать его в ворота противника. При всей нелогичности происходящего игра весьма увлекает и заставляет всех, кто участвует в ней, проявлять максимальные выносливость и ловкость, а тех, кто стоит рядом с полем, – кричать и поддерживать энтузиастов большого мяча. Кто-то из тех, кто стоял со мной рядом, сказал, что с приходом зимы планируют повторить то же самое, только встать на коньки и взять в руки клюшки. Это все странно, но, поверьте, более чем любопытно.
Лох, Дон Кихот и помойка
Сказать по правде, мнения в классе по поводу бухты Счастья-Несчастья решительно разделились. Двенадцать лет – это уже не тот возраст, когда все представляется в розовом цвете. Порою даже нарочно хочется погуще замазать все вокруг какой-нибудь краской помрачнее. Вот и в классе народ разделился на два лагеря. Или две партии. Одни были за счастье, другие настаивали на обратном. Или просто смеялись.
И у каждой группы была своя логика. И поводов для споров – хоть отбавляй.
Вспомнили всё что могли: холод, разрушенные дома, рухнувшие причалы, разбитую дорогу. Зимой по ней даже и не проехать – так может замести.
А как же привычный всем мир, в котором росли? – горячились те, кто был за счастье. Люди, которых знал с детства, а они с детства знали тебя? А сопки кругом? А киты, что заходят к нам в бухту? Так запросто это все не отменить, не забыть и не перечеркнуть.
Но, как это водится, все аргументы летели впустую и никого не убеждали, а может быть, и не могли.
– Какое тут счастье? – говорили одни. – Вокруг поселка вон сколько помоек!
– Так мы же
